Ностальгия. Насколько это тяжелая вещь для эмигранта. Как с ней бороться.
Ностальгия. Рассмотрены вопросы, связанные с тоской по родине у иммигрантов: есть ли она, у всех ли бывает, каковы ее причины, как с ней бороться и многие другие.
Друзья мои, всем привет!
Сегодня я решил записать материал в отношении вопроса, который очень часто задаете, и касается он такой вещи как ностальгия. Почему люди задают этот вопрос, мне совершенно ясно и понятно. Это примерно как если вы собираетесь идти к врачу, то вы примерно представляете себе уровень боли, скажем, в отношении операции, если вам ее будут делать. Идея заключается в том, что ты скажи мне, насколько мне будет больно, потому что, может быть, я подумаю, и если это уж настолько больно, что я, может быть, и делать-то ничего не буду. Все мы с вами помним фильм «Семнадцать мгновений весны», где Штирлиц после тяжелых трудов, направляется куда-то в лес, или едет по какой-то дороге, останавливает потом машину, и где-то потом шагает в лес, где он видит березу, ходит вокруг них и так далее.
Насколько эта вещь, которую стоит так уж сильно опасаться в иммиграции? Я бы сказал так, если говорить честно и откровенно, это вещь, которая вас будет преследовать какое-то определенное время, и от этого никуда нельзя деться. Кого в первую очередь эта ностальгия будет преследовать? В основном это зависит от количества прожитых вами лет на вашей родине. Например, скажем так, я родился в Узбекистане, если так говорить, я узбек по месту своей родины. Но когда мне исполнилось что-то в районе 5-6 лет, мои родители переехали в Россию, и уже фактически в первый класс я пошел в российской школе. Это, в принципе, вся моя взрослая жизнь, все периоды моего подросткового какого-то детства, они все проходили в России. Поэтому все мои какие-то воспоминания, все мои зрелые размышления так или иначе связаны с Россией и никак не связаны с Узбекистаном, поэтому, если вы меня спросите, испытываю ли я какую-то ностальгия по отношению к Узбекистану, то нет, конечно. Меня с этой страной, на самом деле, ничего и не связывает.
Хотите уехать в Канаду? Мы предоставляем поддержку в вопросах иммиграции и помогаем в получении визы. Запишитесь на консультацию, чтобы обсудить вашу ситуацию с нашими лицензированными специалистами и узнать, как мы можем помочь осуществить вашу мечту.
Та же самая ситуация, я как-то говорил в своих видео, что когда приехали сюда, моя младшая дочь, она была тогда еще достаточно маленькой девочкой, и, естественно, сейчас, на сегодняшний день, ее никакая ностальгия не тревожит, потому что, в принципе, уехав в раннем возрасте из страны, у нее остались какие-то очень маленькие связи с ее родиной. Она практически мало что там помнит, и, в общем, печалиться и переживать ей, по большому счету, и не с чего. Более того, когда она приезжает в Россию, она была там, для нее девушки такой канадской, в принципе, какие-то вещи выглядят уже непонятными, странными. То есть говоря проще, это зависит от того, насколько вы приросли корнями к своей родине, к стране, где вы родились. Я, когда приехал, как я уже говорил, мне было чуть меньше 40 лет. Совершенно понятно, что вся моя предыдущая жизнь прошла в России, и, естественно, для меня это было непросто.
Вообще говоря, ностальгия – вещь достаточно сложная, странная и может даже в определенном смысле непонятная. Мы с вами хорошо знаем, что такое сердце, мы знаем, где оно находится, и если оно физически болит, то вы знаете, где и что у вас болит, при этом вы с вами знаем, что есть такое понятие, как душа, она где-то там витает, она находится то ли где-то возле головного полушария, то ли в области груди, никто толком этого не знает. То же самое ностальгия. Что такое «ностальгия» толком никто не знает. Скорее всего, это какая-то привязанность к вашему прошлому, и зачастую, мне кажется, люди не очень понимают о том, что когда они ностальгируют о чем-то, они, может быть, не так-то этого и хотят.
Я вам приведу простой пример. Многие из нас родились в Советском Союзе, и мне показалось из того, что я читаю в интернете, где-то на фейсбуке, иногда люди как-то ностальгируют по советским временам, в то же время, если вы зададите этому человеку: «Хочешь ли ты вернуться в СССР?», я почти уверен, что 90% людей скажут, что нет, я не хочу туда возвращаться. Но ты тем не менее ностальгируешь по Советскому Союзу, почему? Потому что там осталась моя молодость, там осталась какая-то первая девушка, которую я встретил, там остались мои школьные друзья, там были какие-то, я не знаю, шашлыки на природе. Понимаете? Это как бы приятные воспоминания, и человек в большинстве случаев понимает, что эти приятные воспоминания реализовать заново нельзя. Это прошлое. Оно прошло. Но тем не менее эти приятные ощущения, которые память вам прокручивает в вашем мозге, оно создает желание «а вот хотел бы я вернуться в эти времена».
Поэтому, когда речь идет о ностальгии, мне кажется, что речь идет о «хочешь ли ты вернуться в то состояние возраста, души твоей, ощущений каких-то, эмоций твоих, но не в состояние той эпохи, в которой ты жил». Это разные вещи.
Еще одна интересная вещь лично для меня заключалась в том, что мне показалось, что ностальгия – это какое-то такое умозрительное заболевание, которое мы сами себе придумываем. И оно зависит от того, насколько долго мы хотим его в себе поддерживать, если вы понимаете, о чем я говорю. То есть, понимаете, есть какая-то болячка, и если она у вас расположена на руке, вы какой-то порез себе сделали, то вы можете пытаться как-то ускоренно, быстро залечить эту ранку. Или вы можете дождаться, пока она покрывается какой-то корочкой, и брать гвоздик и начинать аккуратно его царапать до тех пор, пока не пойдёт опять кровь. Речь идет о том, насколько вы готовы поддерживать в себе состояние ностальгии. Есть люди, которые говорят: «Все. Я приехал. Душа у меня болит, что-то грустно, у меня друзей нет, друзья мои остались в России, но я готов начать перековываться под эту жизнь». И есть люди, которые вот эту ранку, условно говоря, у себя в душе, у себя в груди постоянно царапают для того, чтобы поддерживать в себе это состояние ностальгии, что для мозга не очень хорошая вещь.
Как и многие другие, я, наверное, тоже прошел через состояние ностальгии. У меня это заняло примерно в пределах 5-7 лет. И в какой-то момент, вы знаете, есть заболевание, которое у тебя есть-есть-есть-есть, но однажды утром ты просыпаешься и с удивлением обнаруживаешь, что у тебя его нет больше, просто нет. Это если уж говорить про аналогию этих ранок на руке, это как у вас была какая-то болячка, она у вас долго-долго-долго болела, там 10 лет, а утром вы просыпаетесь в один прекрасный день, и вдруг видите, что она у вас просто отвалилась, и осталось ровное место, гладкое, чуть розовое, и больше там ничего нет. Вот это то, что происходит, на мой взгляд, с ностальгией. Если хотите мое…
Может, это моя какая-то такая самопридуманная философия, но я лично для себя пришел к выводу, пусть вам не покажется это странным, это лишь мое личное мнение, что ностальгии, как таковой, может, даже не существует вообще. В моем представлении более оправданно говорить о силе привычки, о вашем консерватизме, когда я к чему-то привык, я не хочу это менять.
Я приведу вам еще один пример ностальгии в моем представлении. Вы знаете, когда я приехал в Канаду, мы поселились изначально не в русском районе, я не ездил в русский магазин продуктовый, потому что я никогда особым гурманом не был, мне вот что жена положит, то я, в принципе, и съем. И ехать специально на другой конец города, чтобы обязательно купить русской какой-то колбасы, оно мне как-то не важно так, я могу пойти в обычный магазин, купить обычного сыра, и меня, в принципе, это устроит. Но в какой-то момент, когда я уже несколько лет прожил в Канаде, мы как-то с женой разговорились, и мне вдруг захотелось селедки. Вот понимаете, селедки с луком, с рюмочкой водочки и так далее. Вот как-то захотелось. С картошечкой, понимаете? Здесь селедку, ту селедку, которую мы едим, здесь, в Канаде, в канадских магазинах ее так не продают, это совершенно не принято. Здесь не продают соленые огурцы, такие, как мы любим, бочковые такие вот. В какой-то момент мне вдруг захотелось. Может быть, это было часть каких-то ощущений ностальгических по отношению к стране, к той жизни, которой мы жили, мне в какой-то момент страшно захотелось докторской колбасы. Вот помните, покупала мама в детские годы, она была какая-то очень душистая, она вот как-то пахла, и собиралась вся семья, которая тут же ее, так сказать, нарезали на батоны, на бутерброды. И этот батон, который приносился в дом, он, в принципе, уничтожался в течение каких-то там 10-15 минут. Также мне захотелось конфет, русских конфет: Белочка, Мишка на севере, что-то там еще, я не помню. Вот почему-то захотелось, хотя, я говорю, я не гурман, я не схожу от этого с ума. Плюс мне захотелось еще зефир, настоящий русский зефир. Покупали в детстве, помните, почему-то он всегда был двух цветов, как правило, белого цвета и розового. Вот почему-то мне его захотелось. И вы знаете, мы тут же собрались с женой, сели на машину и поехали в русский магазин, где мы увидели все, что мы хотели. Если вы едите в иммиграцию, если вы будете переживать по русским продуктам, то ни о чем не волнуйтесь, абсолютно ни о чем не волнуйтесь. Жаренные семечки, там Бабушка экс-экс-эл или что-то в этом духе, селедка бочковая, соленые огурцы, квашенная капуста, икра любая, какая хотите, красная нескольких сортов, я имею в виду, более мелкая, более крупная, более дорогая; белуга, севрюга, пожалуйста. Никакой проблемы нет. Плюс они продают полуфабрикаты. Это могут быть какие-нибудь беляши, это может быть, как это называется, кабачки всевозможные и так далее и тому подобное. Тушенка. Я никогда не видел в канадских магазинах тушенку. Но тушенку, пожалуйста, вы там все это купите. Квас. Кефир. Все, что вы хотите, буквально все, что вы хотите.
Мы приехали туда, набрали целый мешок этих конфет. Захотелось, понимаете, вот просто захотелось. Мы купили этот зефир, мы купили этой колбасы. В русских магазинах, в польских магазинах, если вы покупаете колбасу, то здесь ее, может быть, порядка 100-150 сортов, так вот на глазок, мне так кажется визуально. Здесь докторская колбаса называется «Беби балониен». И ее, вот этой вот, если по-русски говорить, докторской колбасы, я не знаю, 30 сортов, наверное, по крайней мере. Плюс 40 сортов этой салями или еще что-то такое, понимаете. С жирком, без жирка, как хотите, все, что угодно. Все это мы набрали. Мы еще купили вот эти вафли, которые были у нас полосочками такими коричневыми. Все это мы купили. И когда я приехал домой, я все это так вот навернул с удовольствием, и мне казалось, что вот в тот момент, когда я ел эти конфеты, вернее, когда мне их хотелось только, еще до того, как мы их купили, мне казалось, какие они безумно вкусные эти конфеты, какой сумасшедший аромат идет от всей этой колбас и прочее-прочее. Вы знаете, когда мы все это съели, я понял, что наши конфеты достаточно обыкновенные. Если вы пойдете в канадский магазин, вы увидите там итальянские конфеты, американские, канадские, просто какие-то европейские, французские, немецкие, которые за это время ушли намного дальше вперед. Какие-то очень красивые коробки, хотя русские коробки сейчас есть, конечно, но я имею в виду, я сравниваю современные конфеты с конфетами тех времен, когда нам нравилось и казалось совершенно безумно вкусно, «Белочка», допустим, конфеты и так далее.
И в этот момент я понял, что эти вот вкусовые ощущения, вот эта ностальгия, это желание все это попробовать – это всего-навсего игра разума определенная. Это вкус дефицита. Когда я поел этой докторской колбасы, мне показалось, колбаса – она колбаса и есть. Тогда, когда ее можно было купить полбатона, и больше, условно говоря, не давали, и в следующий раз ты ее купишь неизвестно когда, плюс дома четыре физиономии, которые быстро, так сказать, быстро это похрумкали, и она тут же кончилась, и ты ее недоел. Вот это ощущение недостачи, ощущение дефицита, оно рождает вот этот вкус, как я сказал, это вкус дефицита, это вкус детства, это вкус детских воспоминаний. Это вкус дефицита всего-навсего.
Несколько лет тому назад я встречался по делам с одной семьей. Это были мужчина, женщина в возрасте шестидесяти с лишним, я бы сказал. На кухне у них работал телевизор. У них уже взрослый сын, который родился здесь, в Канаде. И он совершенно нисколько, ни полсколько не говорит по-русски. И когда мы закончили разговаривать о своих делах, они меня спросили: «Сергей, как тебе Канада?» «Нравится мне Канада, все очень хорошо, — я говорю, — вот у вас русское телевидение, а у меня его, собственно, никогда не было, потому что я старался изначально как-то учить английский язык и не собирался смотреть телевизор этот русский». «А как вот ностальгия? Ты испытываешь, не испытываешь какую-то ностальгия?» «Да нет, я, слава богу, в Канаде больше 15 лет (к тому времени, когда мы разговаривали)». В общем, я ничего особенного не испытывал. И тогда они сказали: «Ты знаешь, это еще очень рано. Подожди еще лет 5-10, и ты будешь испытывать сильную ностальгию по родине». Вы знаете, меня эта фраза очень удивила, насторожила и даже напугала, я бы сказал. Я так про себя подумал: «Ребята, спасибо вам большое. Теперь, мне кажется, я полностью в этой стране адаптировался, и вдруг откуда не возьмись, появляетесь вы и говорите мне такие вещи, что «Сережа, подожди еще 5-10 лет, и тут-то все самое интересное начнется, тебя начнет манить на родину»».
Уже согласно нашим канадским привычкам я вежливо послушал и сказал: «Что-то как-то, ребята, не знаю, меня эта идея не убеждает». И распрощавшись, я поехал по своим делам, домой. И по дороге в машине я ехал и думал. И в тоже время все время анализировал ситуацию, я приходил к выводу, что не верю я в это, ничего я этого не ощущаю и не вижу, почему я должен это ощущать. Думал я, думал на эту тему и пришел к выводу, что, если люди это говорят, то что-то под этим есть, какая-то база. И я пытался понять на чем эта база могла бы вообще логически располагаться.
[Об этом и многом другом смотрите в продолжении]
